—Саша, ты не первый день на сцене: еще в 2002–2003 годах участвовал в «Стань звездой», «Народном артисте», но все эти истории ни к чему особо не привели, и вдруг в 2016-м ты попадаешь на «Голос», где не исполняешь ни одной своей песни в силу формата, и вокруг тебя поднимается дикий ажиотаж. Как ты сам это объясняешь?- Я не знаю. Может быть, это магическая сила телевидения. Всему случившемуся предшествовала довольно долгая пауза — 5 лет меня не было нигде. Конечно, меня приглашали на странные передачи — обсудить, кто кого зарезал, кто как похудел, но я все это отметал.А еще за год до «Голоса» меня позвали на шоу пародий, но я подумал, что идти по стопам своего коллеги Алексея Чумакова в третий или четвертый сезон однозначно не стоит, да и вообще это не моя история — пародировать кого-то. Мне надо петь. «Голос» я смотрел с первого сезона и думал, что все-таки появится какой-то проект нового формата, но он не появлялся.В прошлом феврале я попал в жуткую автомобильную аварию и чудом остался жив. После этого во мне все перевернулось, я подумал: «Почему я столько лет прозябаю?» — и все предрассудки по поводу моего большого багажа исчезли. Я понял, что теряю время, много чего теряю в целом, и сразу отправил заявку на конкурс, решил обнулиться.Тем более я похудел на 20 килограммов, преобразился и внутренне, и внешне, почувствовал: мне есть что сказать, показать — и пошел в проект. Видимо, все это вместе и дало результат.К тому же я дружу и с Полиной Гагариной, и с Димой Биланом, и с Леонидом Агутиным, давно знаю Григория Лепса. Так что поддержка с их стороны тоже, наверное, сыграла роль. Хотя слухи от редакторов программы пошли изначально, никто из них не знал, что я иду на шоу, по крайней мере в какой день я буду выступать и какую песню петь. У них был выбор просто не поворачиваться, но все повернулись каскадом — это был очень красивый момент, и все получилось.

— Тебе нужен был именно внутренний толчок, которым в данном случае стало драматичное событие — авария?— Абсолютно точно. Изменилось все. До этого я ходил со своим тринадцатилетним опытом как с чемоданом без ручки — не знал, куда все это деть: и дуэт с Долиной, и семилетний контракт с Фридляндом, и долгую концертную деятельность, которая, по сути, вела в никуда…

— Но зачем ты пошел на шоу, где даже нельзя показать свой репертуар?— Я надеялся, что смогу это сделать. Иногда Юрий Аксюта разрешает петь участникам свои песни, и тогда я как раз записал композицию «Непобедимый», но так получилось, что мне не удалось ее исполнить.

— Как ты думаешь, на слепом прослушивании коллеги узнали тебя или нет?— Я думаю, меня точно узнали Дима и Полина. Не знаю, узнал ли меня Гриша — еще, кстати, не спрашивал его об этом; а вот Леня давно меня не слышал и, судя по реакции, был удивлен. Когда я выбрал песню All By Myself, я знал: там есть такая нота, такая модуляция, выигрышная для меня, что будет странно, если они не повернутся.

— И все же. Ты — человек, у которого уже был звездный статус, — идешь на шоу, предназначенное либо для никому не известных исполнителей, либо для аутсайдеров, которые делают отчаянную попытку еще раз за что-то зацепиться. Тебя это не смущало?- Вы не представляете, сколько людей меня от этого отговаривали, причитали: «Ты куда?! Ты с ума сошел! Многие не поймут! Если и надо было идти, то на первый сезон. Сейчас ты признаешь свое поражение, поймешь, что ты уже никто». Прессинг был колоссальный. Некоторые коллеги вообще говорили, что это шаг назад, что это будет нечестно — и все в таком духе.Но, во-первых, нигде не написано, что это проект для новичков. Во-вторых, я не считаю его конкурсом аутсайдеров. Просто так получилось, что у меня не все сложилось сразу — может, в какой-то момент был не совсем верно подобран репертуар, может, я кому-то стал неугоден, а может, сыграло роль и то, что я был артистом второго канала, но потом он перестал меня поддерживать. Я понимал, что если возвращаться, то только на Первый.Естественно, был большой риск, что Юрий Аксюта не пропустит меня: там была и Согдиана, и уже второй раз приходил Глеб Матвейчук, и Евгений Гор, и Надежда Бабкина, но они не прошли. Думаю, продюсер осознанно пошел на риск: в моем появлении была хорошая интрига, и, видимо, он понимал, что об этом будут говорить, просчитал какие-то варианты заранее, как профессионал своего дела.

— Когда ты выбирал наставника, ты был уверен, что хочешь пойти именно к Лепсу?— Там такое творилось: Гагарина и Лепс бились за меня. Агутин с Димой сразу решили «отойти в сторонку», даже слова не сказали. Полина выбежала на сцену, и многие думали, что меня может отпугнуть напористость Гриши, которую он тогда проявил, но за меня никто в жизни так никогда не боролся. И меня это так подкупило, мне так это понравилось, что я сказал: «Вот моя гора, а я Магомет, который пойдет к ней». Судьба все расставила на свои места. Тем более Гриша — одиозный певец с непревзойденными вокальными данными и очень мудрый человек. Я подумал, что нам нужно побыть вместе в творческом союзе.

— Что происходило в те годы, когда о тебе не было слышно? Были какие-то творческие телодвижения?— Конечно. Говорят, один в поле не воин, но я тогда снял очень много клипов, сделал первый большой сольный концерт — шоу All In, первое в Москве, собрал довольно большой зал, записывал альбом. Так или иначе я всегда был действующим артистом с достойными гонорарами.

— На своем недавнем выступлении ты сказал хорошую фразу: «Вроде сделал шаг назад, а получилось — шаг вперед»…— Мне кажется, это нужно взять за правило каждому артисту, оказавшемуся в такой же ситуации, как и я в какой-то момент, — не стесняться делать шаги назад, если это нужно, выходить из зоны комфорта.

— То есть когда ты шел на «Голос», тебе было некомфортно, стыдно?— Почему стыдно? Я стоял в очереди с людьми, которые учились на моих песнях. Когда они меня увидели, то чуть не упали в обморок и спросили: «А вы что — наш новый наставник?» Я говорю: «Нет. Я с вами постоять пришел». И я не вижу ничего страшного в том, что ждал вместе с ними, как и все, надевал на себя номерок… Это закаляет, это история, которая не каждому дана. Я считаю, в ней нет ничего плохого.

— Когда ты только пришел на сцену, была совсем другая эпоха. Ты заметил, как она сменилась?— Конечно. Тогда еще не было ни Интернета, ни мобильных телефонов, а технологии впоследствии оказали влияние и на музыкальный мир. Тем не менее все циклично. Новое поколение выросло и все равно наступает на те же грабли. Неизменны остаются только мастодонты — Алла Пугачева, тот же Григорий Лепс. При этом появляется много бездарных артистов. То, что они делают, конечно, подается не так откровенно, как тогда, уже под другим соусом, но ситуация от этого не меняется.

— Ты сейчас упомянул мастодонтов. От них часто можно услышать, что сегодня «много сорняка», хотя раньше его было не меньше. Тебя тоже уже посещают такие мысли?— На самом деле я стал более философски ко всему относиться. В каждой эпохе есть свои сорняки, свои цветы, и это естественно. Каждому свое. У каждого свой культурный уровень развития, и человек может найти то, что ему соответствует. В Интернете можно слушать любимую музыку 24 часа в сутки. Сегодня нет такого — чем тебя кормят, то ты и ешь.

— Повлияла ли эпоха Интернета на твое творчество — на репертуар, на имидж? Ты ведь продемонстрировал довольно яркую эволюцию образа…— Если честно, я этого даже не замечаю. Более строгий образ соответствует возрасту, все-таки я уже взрослый дядя, но мне сложно сказать, где в этом смысле случился перелом, резкий переход. Все произошло довольно гармонично. Наверное, что-то ломается, когда человек подходит к 30-летнему рубежу, хотя иногда и нет — этому тоже есть очень много примеров.

— Как только ты появился на «Голосе», все заговорили: «Вот кто следующим поедет на «Евровидение» от России». Что ты думаешь по этому поводу? «Партия» пока не дала отмашку?— Каких-то конкретных разговоров не было. Тема поднималась, когда я был претендентом на победу в «Голосе» и все рассчитывали, что это произойдет. В такой ситуации сам бог бы велел, но получилось немного иначе. Не знаю, как теперь решит высшее руководство. Я думаю, решать все это будет Константин Львович Эрнст и люди в более высоких кругах. В этом году момент особенно интересный, потому что «Евровидение» будет проходить на Украине, а не просто в какой-нибудь европейской стране, куда можно поехать просто так. Здесь много тонких моментов, подводных камней. Не знаю, как они посчитают сделать лучше: может, поедет победительница «Голоса» Дарья Антонюк, может быть, я, а может, и группа «Ленинград».

— Какое у тебя личное, внутреннее отношение к этому конкурсу? Если бы не обстоятельства и у тебя была свобода выбора, ты бы поехал на «Евровидение»?— Однозначно да. Я смотрю этот конкурс с 1998 года. Как бы его ни хаяли, он интересный, он такой один, это музыкальный марафон, фестиваль, праздник, аналогов которому нет. Его уже транслируют и в Америке, и в Австралии — он заполняет собой уже все музыкальное пространство. И это крутое, сказочное действо. Если отбросить все политические моменты, это, конечно, приятный конкурс, и я всегда смотрю его, болею за тех, кто мне нравится, делаю свои прогнозы, и мне это интересно.

— Твои прогнозы часто оправдываются?— Всегда. Я ни разу не ошибся, всегда знал, кто выиграет. В прошлом году я понимал, что развернется борьба между Джамалой и Лазаревым, но чувствовал, что Джамала победит. И на «Голосе», заняв второе место, я фактически побывал в шкуре Сергея, и он даже написал мне потом: «Не парься. У меня была такая же ситуация» — добавив, что иногда второе место лучше первого.

— Григорий Лепс очень рад, что ты занял второе место, потому что ему не придется выкупать тебя у другой продюсерской компании. И некоторые даже говорят, что тебе специально не дали победить…— Я таких тонкостей не знаю и все-таки верю, что голосование было честным, тем более по баллам у нас был небольшой разрыв с победительницей. Я вообще не понимаю переживаний по этому поводу: все эти первые, вторые места — такая условность.

— Теперь, когда ты столкнулся с массовой «истерией», к которой ты шел столько лет и наконец дошел, что ты собираешься делать с ней дальше?— Любая истерия имеет свойство очень быстро проходить. Конкурс закончился, и интерес может угаснуть. Задача артиста — его удержать. Я собираюсь делать это за счет репертуара, и он у меня уже есть. Раньше проблема была в не совсем правильном подборе песен, хотя были и хорошие вещи, которые я пою до сих пор. У Гриши Лепса в этом смысле великолепное чутье, и он сейчас высылает мне песни, которые мы будем записывать, включать в большую концертную программу. Мне кажется, репертуар делает любого артиста.

— А что такое харизма в твоем понимании? И каков должен быть баланс между ней и техникой?— Почему-то очень многие обвиняют меня в том, что у меня нет харизмы. Я считаю, что просто иногда человека хочется слушать, а иногда нет. Часто это дело вкуса. Мне кажется, у любого состоявшегося артиста на сцене есть своя харизма.

— Можно ли экспериментировать на российской эстраде? Или здесь есть только один путь — по проторенной форматной дорожке?— Мне кажется, эксперименту всегда есть место. Выходить из зоны комфорта, что, кстати, все время пропагандирует Дима Билан, нужно всегда. Рано или поздно артисту приходится это делать, потому что человек имеет свойство внутренне «костенеть» — в своем образе, мышлении, репертуаре, окружении. Насколько резко двигаться в этом направлении — радикально или постепенно, чтобы не шокировать людей, — каждый решает сам для себя. У каждого своя тактика.

— Очень модно сравнивать российскую сцену с зарубежной, причем сравнения, как правило, приводятся не в пользу отечественной. Насколько это корректно и стоит ли ориентироваться на западные образцы?— Конечно, нужно поглядывать в ту сторону, чтобы улавливать тенденции, учиться делать более качественный звук: как ни крути, иностранные артисты задают тон. Но у нас есть неоспоримое преимущество — наша русская душа. Там такого нет. Здесь есть определенные условия, определенная публика, здесь есть какая-то мораль… И скрепы. (Смеется.)